**
Этот склон ничего не напоминает.
В полдень он не похож на слона,
а на закате не похож на верблюда.
В нем не разглядишь женскую фигуру
ни с северной стороны, ни с восточной.
Тени ложатся, но не рисуют ни лица писателя, ни тирана.
Как не верти головой — не увидишь птицу,
только сухие кусты и камни,
ящериц, если приглядишься.
**
Один мой рот говорит,
другой мой рот жует детские косточки.
Одни мои ноги потеют в ботинках,
другие мои ноги выламывают двери.
Одни мои пальцы печатают,
другие — пытают.
Один я трушу,
и больше ничего не происходит.
Это не я, это чёрная плесень прикрывается моим именем и творит зло.
Это не чёрная плесень, это другие люди делают то, что приносит им удовольствие.
**
Как я ловко, как я ловко притворился человечьим,
Выделяя эндорфины, лимфу, пот, слюну и кал.
Отвечал кому словами, обнимал кого за плечи,
Там где надо улыбнулся, там где надо повздыхал.
Не раскроют, не узнают ни спросонок, ни с изнанок,
Позабытый, затонувший чурбанок, лесной подкидыш,
В герметичной упаковке недоносок, отесанок,
Что не лает, не кусает, не пускает и не выйдешь.
Застолье
I
Мы сидели вчетвером:
Трое видимых — один невидимый.
Мы ели — невидимый не ел.
Мы говорили — невидимый не говорил.
Мы дышали — невидимый не дышал.
Мы думали только о нем.
II
Потом к нам подсел ещё один.
Такой же: не ел, не дышал, молчал.
Потом ещё один.
И еще, и еще.
Они садились,
а мы их не видели,
вздыхали и болтали все громче,
запихивали еще кусок.
Новости
(реди-мейд)
Что делать при атомном взрыве — 9 идей.
Антисемит, потому что еврей.
За них сражаются чёрные маги.
В Москве появятся комфортные автозаки.
**
Как твое имя на зверином,
на серафимьем, на змеином,
анаэробном, рибосомном,
на темном, теплом, невесомом.
**
То, что не положено, нельзя,
без возврата взятое взаймы:
памятки, секретики, залом,
это наворовано не зря.
Это отвоевано у тьмы.
Гаснущая мимо и скользя,
с пухлым сизо-розовым крылом
переворошённая заря.
**
Чайка голубя клюет.
Голубь чайке говорит:
может быть наоборот,
я ни в чем не виноват?
Чайка ловит этот взгляд:
я терзаюсь от обид,
может быть наоборот?
Ветер перья теребит.
только косточки летят.
только чьи.
Кто кого еще клюет.
Ты жива, а я-то мертв.
Мелочи.
В предыдущих сериях
Андрею нравится всякая военщина.
Кате понравилась другая женщина.
Андрею тоже она понравилась.
Катя от стресса слегка поправилась.
Андрей полысел от ссор.
Он ночью приходит домой, как вор,
по каплям ворует себе покоя.
Поскорей бы осталось двое.
Все равно: он и она, она и жена, он и война.
**
Взгляд зацепился за окно:
маячит контур человека.
Как рыба ходит в рыжих реках:
то под поверхность, то на дно
уходит в ил квартиры мутной,
тревожный принимает вид.
Ему как будто неуютно,
как будто кто за ним следит.
Как писать стихи или делать что-то другое
1.1. Понять куда тянет и обозначить мелком по асфальту, палочкой по песку, разбросать палочки резким ударом, затаиться.
1.2. Собрать палочки. Всех отыскать, пока снова не разлетелись.
2.1. Сесть работать.
2.2. Отвлечься.
3. Что значит как? Уверено: Взял. Подошел. Взял. Отошел. Взял подошел-отошел. Взял-отпустил. Подошел. Вышел. Зашел. Уверенно взял отпустил. Ушел.
4. Дождаться бело-лунного сигнала и продолжить движение.
5. Пообещать тебе что-то голое и смешное, чтобы заулыбалась, где ты сейчас хрустишь мхом и водяникой, например, покусать части тела без названия, как вариант выслать дикпик.
6.1. Собрать движением пальца кусочки почвы, кожи, метеоров, насекомых.
6.2. Тщательно вымыть руки с мылом.
7.1. Через пять часов забежать, открыть все окна и выйти.
7.2. Еще через пару часов вымыть все, чего касаешься.
8. Проговориться.
9. Написать инструкцию: как перестать писать стихи.
10. В случае сохранения симптомов, обратиться к специалисту.
**
Один Авраам возвращался с горы.
Он думал: бывают другие миры,
Другие — пока опускалась рука там,
Сынка подменили животным рогатым
Или горя развалилась гора.
Так Авраам представлял себе рай.
Music for a while
Музыка немного
Отвяжется тревога
И что тебя заводит
Затянет, заболотит.
Оставь себя в покое
Покое-никакое
Забудь, что ты такое,
Не поминай плохое
И что-то в этом роде
и медленно восходит
На центр небосвода
Забытая забота.
Тут драконы
Тут драконы живут. Тут водятся львы. Тут собаки.
Здесь река. Тут верблюд. Тут оборванный край у бумаги.
Здесь царапины, раны. Тут на фото счастливые мы
вырваны из закадровой тьмы. Тут живут тараканы.
Тут стоит лабиринт и усталый ревет минотавр.
Тут обглоданный кит навсегда опустился на дно.
Тут с окраины времени светит на землю квазар.
Тут в болоте гниет динозавр. Тут на карте пятно.
Это Митин др. Это небо зело дупленато.
Тут на лоб черепахе стекает с краев океан.
Это в черной дыре пропадает затянутый атом.
Тут увидел дорогой в обход облака Магеллан.
В ворсе старой бумаге. В ритме самом по себе.
В битом пикселе. В шуме случайного кадра.
Тут живут нрзб. Неразмеченны люди, места.
Эта папка пуста. Здесь кончается карта.
**
Здоровенные, все в чёрном,
горы розовым подсвечены.
Опускается бочонок
С неба полный человечины.
Изнутри темно и лампочки,
И пилоты жмут на кнопочки
Мы небесные тела почти.
Нам уже не тяжело почти.
Мы невечные, непрочные,
молча чокаясь плечами,
Не пробьем кисломолочную,
Облачную ночь лучами.
Самовывоз
Любой пазл сложится, надо только
сосредоточиться,
проявить терпение и сноровку,
посмотреть на общую картину,
подрезать неудобные детали, поднажать, если надо,
составить план:
первый пункт — то-то и то-то,
второй пункт — прописать первый пункт,
третий пункт — все сделать, не обращая внимания
на мусор, скопившийся на подоконнике,
как он покрывается мелкой крошкой
кожи, почвы, метеоров,
и на еще два чемодана милого мусора, гниющие теперь на свалке
на зависть археологам — несколько килограмм спрессованных сантиментов:
записки, распечатки, билеты,
книги нечитанные, конспекты ненужные,
фото незнакомцев, тонны черновиков,
не обращая внимания на тонны
выброшенного времени,
на усталость от бега по кругу,
на усталость от обещаний побегать по кругу без всяких метафор,
на сигареты, на борьбу с курением,
на деньги, секс, их отсутствие,
на зависть к чужим диссертациям,
на кочевье по чужим квартирам,
на сбитых птиц,
на жалостливых художников,
на безжалостных художников,
на то, как выветривается доверие к ним,
на крики из пыточных, на кровожадных
и запуганных детей разного возраста,
на любимых песелей, разрывающих кошек в подвале,
на свободолюбивые клетки, на запуганных родителей,
на любовь к домашним, на колыбельную:
лисы вернулись в норы, где им тепло, хорошо. Что им снится?
как они бегали.
птицы вернулись в гнезда, где им уютно, тепло. Что им снится?
как они летали.
на то, как он засыпает, что ему снится,
на деловитое камлание войны,
на морозное, злое веселье,
на попытки влюбиться,
на взаимные истерики и покупки,
драгоценные совпадения, мучительные промахи,
на блеснувшую из-под навоза жемчужину,
на желанья, угаданные алгоритмами,
на желанья, угаданные снами,
на неразгаданные желанья,
на миллион обезьян с печатной машинкой,
не способных придумать ни слова,
на сумасшествие тихое,
на запаренных друзей,
на ночные фастфуды и животное ребячество,
на теплое, щедрое веселье,
на бесконечные общепиты, сносные для работы,
на усталые лица кассиров в сабвее,
на сытость,
на довольство,
на провалы,
на провалы,
на попытки начать еще раз,
на попытки успокоиться, успокоиться, успокоиться.
Любой пазл сложится, надо только
успокоиться и подобрать по размеру
слово, которое кроется
в пыльных углах подоконника,
в спущенных рукавах,
между бумажек на свалке,
слово с возвышенным запашком типа безумие
или сомнение
может быть, оправдание,
терпение,
смирение,
отчаянье. Это оно сквозит
в столбцах твоих невыполненных дел:
а жатва, жатва будет ли сторицей?
Отчаянье — как подленький петит.
Не делай вид, что ты не разглядел,
Что не его гундёж тебя доводит.
Не отводи глаза, не отрицай:
из ткани суток ниточки торчат
и норовят под ноготь зацепиться.
Тогда-то ангел, или полицай
Тебе предъявит: пена горяча
Ее разводы видим в небосводе.
Тебе предъявит: это на волнах
Уран вскипает, на всемирной дрожи
сплетается из тянущихся тел.
Тебе предъявит: тяга есть в телах,
Которая сливает их и множит,
И тело тянет множиться и слиться.
Тебе предъявит: кто тела сочтёт,
И кто прикажет им: а ну, ебстись!
Чтобы поток по роду запыхтел.
И тяга безразлично потечет.
Бывает ли, чтобы тела слились
и нехотя запоминали лица?
Тебе предъявит: пена родила.
Ну каково? Такая ли мышца?
[…]
Тебе предъявит: перья, под которыми медленно сгорают кости зазевавшегося зверька в специальном желудке ночной птицы, бесшумно свалившейся на него посреди снежной пустыни. Как ее зрачок туго стягивает разбросанные по чудовищной пустоте голубые гиганты в три точки: Альнитак, Альнилам, Минтака.
